Видение Иезекииля о Боге и колеснице: Как мы должны понимать странное видение колесницы Иезекиилем в его историческом контексте?

[Элеонора Ример]

Автор Карл Эрлих(перевод Элеонора Ример)

Иезекииль был выбран в качестве гафтары для первого дня Шавуота,поскольку в нем поднимается тема божественного откровения, которое и отмечается в этот праздник.Эта глава является частью большого комплекса, состоящего из Иезекииля 1:1-3:15, который относится к жанру повествования о пророческом призыве,и в нем подробно описывается, как Яхве прибывает на своей колеснице для беседы с Иезекиилем.


Текст настолько своеобразен, что Эрих фон Денникен использовал видение Иезекииля о колеснице в качестве наглядного примера истории посещения Земли инопланетянами.На самом деле, эта теория оказалась настолько убедительной для одного из ученых НАСА, Джозефа Блюмриха, что он написал об этом целую книгу, в которой, в частности, описал, как должен был функционировать такой космический корабль.


Вряд ли фон Денникен был первым, кто обратил внимание на странность рассказа Иезекииля о колеснице. В еврейской традиции эта глава уже давно считается проблематичной, если не сказать откровенно опасной. Например, Мишна Хагига 2:1 гласит:


Нельзя излагать сексуальные правила (Лев 18, 20) перед тремя [учениками], о творении (Быт 1) перед двумя или о колеснице (Иезек 1) перед (даже) одним, если он не мудр и не понимает этого сам.


Действительно, из описания Иезекиилем божественной колесницы или Меркавы развилась целая ветвь еврейского мистицизма: Мистика меркавы и философы, такие как Маймонид, считали, что в ней скрыты непростые представления о Вселенной.


Иезекииль 1:1 задает тон, кратко описывая, что, когда и где он видел:


И было в тридцатый год, в четвертый месяц, в пятый день месяца, когда я находился среди переселенцев при реке Ховаре, отверзлись небеса, и я видел видения Божии.


Поскольку неясно, что такое тридцатый год (по одной версии, это возраст Иезекииля, по другой - 30-й год юбилейного цикла), третья глосса (Иезек. 1:2-3) объясняет, что пророчество происходит на пятом году изгнания царя Иехонии в Вавилонию (593/2 г. до н.э.),примерно за шесть лет до разрушения храма вавилонянами. [Иезекииль был изгнан вместе с царем и, таким образом, пророчествовал за пределами земли Израиля].


Иезекииль увидел, что с севера к нему приближается сияющая грозовая туча:


И я видел, и вот, бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него,


Чем ближе к нему, тем больше он может разобрать увиденное, и тем более подробным становится его описание. Таким образом, мы вовлекаемся в повествование и в постепенно постигающее пророка понимание того, что он видит, по мере того как они оба постепенно разворачиваются.


По мере приближения облака Иезекииль различает четырех созданий (ст. 5: ḥayyôt, букв. живые существа, или, как я люблю называть их на идиш: vilde khayes «дикие животные»). Каждое из этих неопределенно человеческих существ имеет четыре лица и четыре крыла (ст. 6), а также «одну жесткую ногу» (ст. 7, или: прямые ноги), стопа (или: ноги) которой заканчивается телячьим копытом.


Хотя их ноги териоморфны (имеют форму животных), их руки, которые видны под крыльями (ст. 8), антропоморфны. После замечания о том, что существам не нужно поворачиваться, когда они идут в новом направлении (ст. 9, 12), описываются их четыре лица, соответствующие четырем точкам компаса[13]: человеческое лицо впереди, львиное справа, бычье слева и орлиное сзади (ст. 10).


Гибридность существ имеет давнюю историю на древнем Ближнем Востоке. Наиболее известным из этих древних проявлений является древнеегипетский сфинкс. Обладая телом льва, крыльями орла и головой человека, образ сфинкса перешел из Египта в Финикию, откуда в израильскую или иудейскую иконографию он попал в виде херувима.


В отличие от западной художественной традиции, в которой херувимы изображаются в виде пухленьких ангелочков, библейские херувимы - это грозные существа, выполнявшие две основные функции: хранителей священного или царского пространства и пьедестала или трона невидимого Бога.


Хотя финикийцы оказали влияние на иконографию Иерусалимского храма (см. 1 Царств 5:15-26; 7:13-51), само слово «херувим» (kěrûb), вероятно, происходит от аккадского kāribu/kurību, одного из множества названий внушительных гибридных существ, охранявших монументальные входы, особенно в неоассирийский период в первом тысячелетии до н.э.


После описания светимости существ (ст. 13-14) текст переключается вниз, на колеса, которые находились рядом с каждым из них:


И смотрел я на животных, и вот, на земле подле этих животных по одному колесу перед четырьмя лицами их. Вид колес и устроение их – как вид топаза, и подобие у всех четырех одно; и по виду их и по устроению их казалось, будто колесо находилось в колесе.


Всего их было четыре, каждое колесо состояло из колеса внутри колеса, которое некоторые рассматривают как двойное колесо, состоящее из двух параллельных частей. Скорее всего, в этом тексте была предпринята попытка описать колесо, способное вращаться или двигаться в любом направлении, как это было показано в примере с четырехликими существами.


Таким образом, две части колеса описываются как перпендикулярные друг другу, а не параллельные, что еще раз подчеркивает способность колеса перемещать существ в любом направлении без необходимости менять положение или ориентацию.Эта концепция настолько увлекла инженера, ставшего уфологом, Йозефа Блюмриха, что он изобрел всенаправленное колесо и запатентовал его.


Однако колесо описывается не просто как изящная инженерная вещь, но, в отличие от земных колес, которые являются неодушевленными предметами, эти колеса имели внутри себя «дух тварей» (ст. 20 rûaḥ haḥayyâ)[20], а также глаза по ободам (ст. 18). И вновь подразумевается контраст между обыденной земной и яркой небесной реальностью.


В этот момент взгляд читателя ненадолго переориентируется с колес под существами на то, что должно было находиться над ними:


Над головами животных было подобие свода, как вид изумительного кристалла, простертого сверху над головами их.


Прежде чем перейти к тому, что можно найти над кристаллом, Иезекииль снова возвращается к колеснице, подчеркивая громкое хлопанье крыльев существ:


А под сводом простирались крылья их прямо одно к другому, и у каждого были два крыла, которые покрывали их, у каждого два крыла покрывали тела их. И когда они шли, я слышал шум крыльев их, как бы шум многих вод, как бы глас Всемогущего, сильный шум, как бы шум в воинском стане; а когда они останавливались, опускали крылья свои.


Сравнивая шум крыльев со звуком Шаддая, Иезекииль использует божественное имя, которое обычно ассоциируется с эпохой предков (например,Имя Шаддай, вероятно, является однокоренным аккадскому šadû «гора» или «степь», которое само является однокоренным еврейскомуśādeh «поле/дикая местность»Следовательно, (Эль-) Шаддай следует понимать как "Бог горы/степи».


Упомянув вскользь о возвышенном обозначении божественного, текст следует за разворачивающимся взглядом Иезекииля, продолжающим свое восходящее путешествие:


А над сводом, который над головами их, было подобие престола по виду как бы из камня сапфира; а над подобием престола было как бы подобие человека вверху на нем.


Иезекииль описал нимб, окружавший фигуру сверху и снизу (ст. 27), используя в качестве фокуса ее чресла. Затем, в мгновение ока, Иезекииль понял, что он видит:


В каком виде бывает радуга на облаках во время дождя, такой вид имело это сияние кругом.


Несмотря на то, что текст старается поставить несколько неловких, номинальных барьеров между собой и ясным изложением видения Иезекииля, очевидно, что Иезекииль представлен как имеющий видение божественной или божественной славы (kābôd YHWH) в человеческом облике. Само по себе это не уникальное явление в библейской литературе, где Бог неоднократно являлся в человеческом облике (например, Хотя можно предположить, что Кабод - это отдельная от Бога сущность, более вероятно, что Кабод - это световая аура, окружающая божество, как и многие другие божества на древнем Ближнем Востоке и за его пределами, и что Кабод - это видимое проявление Бога, а не отдельное существо.


Почему же в еврейской традиции именно это видение считается настолько опасным, что его изучение ограничивалось личными размышлениями или обсуждением с теми, кто уже был в курсе дела? Действительно, один из мидрашей (b. Hag. 13a) утверждает, что один молодой студент был сожжен дотла божественным огнем, вырвавшимся из страницы, когда он задумался о значении слова ḥašmal «янтарь»(Иез. 1:4, вероятно, какой-то сверкающий драгоценный камень или сплав металлов).


Самое простое объяснение заключается в том, что раввины считали буквальное понимание текста, означающее, что Иезекииль видел Бога в человеческом облике, теологически опасным. Однако это представление было оригинально атаковано Говардом Эйлберг-Шварцем в его провокационной книге «Фаллос Бога и другие проблемы для людей и монотеизма», который обращает внимание на многочисленные библейские тексты, в которых говорится о руке, носе, лице Бога и т.д.


Отличительной чертой этого текста от всех других является, по его мнению, акцент на чреслах божественной фигуры в ст. 27:


И видел я как бы пылающий металл, как бы вид огня внутри него вокруг; от вида чресл его и выше и от вида чресл его и ниже я видел как бы некий огонь, и сияние было вокруг него.


В других случаях, когда изображается божественное тело, внимание сосредоточено на конечностях Бога; только здесь виртуальный взгляд читателя направлен на нечетко очерченную область гениталий Бога. Этот акцент повторяется в 8:2, когда Иезекииль вновь встречает божественную колесницу.


Это упоминание о том, что Бог видит свои чресла, отличает его от существ, несущих божественный трон, каждое из которых имело пару крыльев, скромно прикрывающих его тело. Неудивительно, что у раввинов возникли проблемы с этим текстом, утверждает Эйльберг-Шварц.


Постепенное развитие представлений Иезекииля о существах, перевозящих божественный трон, является одной из нитей, связывающих книгу воедино. В первой главе Иезекииль видит приближающуюся божественную колесницу. Во второй главе присутствие Бога обращается к нему, а в третьей главе колесница уезжает.


Колесница возвращается в главе 8, где рассказывается, как Бог переносит Иезекииля в Иерусалим, где через отверстие в стене ему показывают греховную деятельность в храме. После этого (гл. 9) он наблюдает за тем, как Бог назначает агентов, которые проходят по городу, отмечая всех невинных и убивая всех виновных.


Затем Иезекииль посвящает большую часть 10-й главы описанию колесницы и того, как она выносит Божье присутствие из храма, чтобы начать свой путь и поселиться среди изгнанников в Вавилоне, и, наконец, в 11-й главе Иезекииль получает пророчество об уничтожении грешников в Иерусалиме. Это длинное видение, состоящее из четырех глав, заканчивается тем, что (божественный) дух возвращает Иезекииля в Вавилонию, где пророк рассказывает остальным изгнанникам о том, что он видел.


Сосредоточившись на описании колесницы в главе 10, мы можем заметить тонкий сдвиг в том, как Иезекииль представляет себе увиденные им существа. На протяжении всей первой главы Иезекииль называет их «созданиями»(ayyôt). Во второй встрече он начинает называть их херувимами.


До конца главы Иезекииль будет продолжать использовать слово херувим, а не ḥayyôt.


Если читатель не заметил изменения в описании Иезекиилем этих существ, то в главе 10 он неоднократно дает это понять.


Почему Иезекииль в этот момент меняет их имена местами? Ключом к перемене является обстановка. Первое откровение Иезекииля происходит на берегу канала Хебар, но если второе откровение начинается там же, то Иезекииль быстро переносится (в своем видении) в Иерусалимский храм, где он всего несколько лет назад служил священником.


Одной из особенностей Иерусалимского храма, с которой должен был быть знаком любой священник, были две гигантские статуи херувимов, стоявшие во внутреннем святилище храма (1 Kgs 6:23-28). Видимо, увидев эти существа во дворе Иерусалимского храма, Иезекииль окончательно осознает, что они собой представляют: это ожившие херувимы из храма. Неодушевленные статуи, неподвижно стоявшие в храме, теперь открыли ему свое значение: они - божественный трон и колесница.


Причина, по которой Иезекииль не смог осознать этот факт при первой встрече с ними, заключалась в том, что знакомые ему изображения (как священнику храма до изгнания в Вавилон) были лишь бледной имитацией божественной реальности. Как двухмерная картина является плоским изображением трехмерной реальности, так и рукотворные храмовые херувимы были лишь бледными трехмерными изображениями многомерной божественной реальности.


Трудность Иезекииля заключалась в том, что он пытался описать неописуемо сверхчеловеческое. Если приложить усилия к пониманию текста Иезекииля в контексте мира пророка и его мировоззрения, то для понимания видения Иезекиилем божественной тронной колесницы не нужно придумывать глупые теории об инопланетных визитах и прочую чепуху.